Шанс, в котором нет правил [черновик] - Ольга Чигиринская

Знак «тэнчу» был нарисован при помощи баллончика-распылителя на огневой позиции — прямо на асфальте. Стреляли из-под эстакады транспортной развязки. Рисовали, скорее всего, заранее. Срисовывали со снимка, повторив ряд характерных огрехов Савина, но, в отличие от него, понятия не имели о правилах начертания кандзи: всегда слева направо, всегда сверху вниз.

Жизнь прекрасна… особенно для следователей и оперативников местного и аахенского подчинения, а так же представителей краевой прокуратуры, которым положено из этих данных делать выводы — а делать их очень не хочется. На пришлеца из Москвы пострадавшие смотрели со смесью ужаса и надежды. Ужас пришлец находил оправданным и полезным, а надежду — это вы, ребята, зря. Надежду в нашем ведомстве принято оставлять на входе, вместе с галошами. Скажите спасибо, что ничего серьезнее служебных нахлобучек вам не грозит.

Когда он стоял на эстакаде и рассматривал знак, комм проиграл мелодию «Об-ла-ди, об-ла-да». Кессель.

— Возвращаюсь, — как всегда на открытой связи, Суслик был лаконичен. — Поедим?

Габриэлян назвал адрес универмага — по словам опера, на которого повесили это убийственное во всех смыслах дело, там на третьем этаже была хорошая пиццерия.

На пиццу еда, впрочем, похожа не была. А похожа она была на пирог. Очень вкусный пирог, с хрустящей золотистой корочкой и тающей во рту многосоставной начинкой. Впрочем, подошедший Кессель объяснил, что чикагской пицце положено выглядеть именно так. Вкус он тоже одобрил, равно как и пластиковые столики с канавками для стока, которые, по мнению Габриэляна, больше подходили для морга.

— В половине пиццерий внутри «ББольшой петли» все до сих пор так и есть.

Вокруг их столика сама собой образовалась «полоса отчуждения». На них старались даже не смотреть — кто-то из оцепивших место происшествия ментов шепнул кому-то из гражданских, тот — кому-то из персонала универмага, и понеслось… Поэтому когда ангелообразный улыбчивый светло-русый вьюноша смело прошагал к их столику, его проводил не один десяток удивленных глаз: что еще понадобилось этому младенцу от столичных монстров?

— Привет, — сказал Олег, шлепая планшетку на стол. — А мне кусочек? Король поехал в Цитадель, а то, что мы нарыли, велел вам везти. Не ждать, пока приедете.

Габриэлян подхватил планшетку, вынул из кармана мешочек с «наживкой» — секциями оптического кабеля, скормил информацию себе и Кесселю.

— Король поехал разговаривать с Речицей?

— М-гм, — сказал сквозь пиццу Олег, — пока тот не решил выйти вон. Или пока другие не решили ему выйти вон.

— Интересно… откуда он все-таки взял гранатомет.

— Ну мало ли мест, где может найтись бесхозный гранатомет… Особенно здесь, особенно сейчас. Да, обрати внимание — Розита письмо прислала.

Габриэлян обратил.

«Поймаете урода — объясните ему, что порядочные люди работают со снайперкой и бронебойным ПБ-К-19. А вертикальная пронзающая черта всегда пишется последней».

— И как, — поинтересовался Габриэлян, — он представляет себе этот урок каллиграфии?

— А кто его знает, — Олег нахально сдернул с деревянного блюда ломтик пиццы. — И кто-нибудь может мне объяснить, почему он никак не заметал следы? Вообще не попытался? И как он смог уговорить Струка поехать?

— Ну, это-то как раз элементарно, Ватсон. Струк наверняка все знал — но был уверен, что в машину станут стрелять на обратном пути. Если будут стрелять вообще. Думаю, Струк считал, что сигнал будет давать он сам. А не прятался — потому что слишком много веревочек на нем сходится. Как устроитель фейерверка он для нас чего-то стоит, мы еще можем думать. А как честному подчиненному Струка ему — учитывая расклад — дорога только на луну.

Снова запел комм — на этот раз у Олега. Текстовое сообщение. Бегемот не стал ни читать его вслух, ни перебрасывать Габриэляну и Суслику — просто развернул свой комм к ним экранчиком.

«Изя всё», — писал Король.

— Ну вот. Значит, и вовсе не собирался…

— Может быть. А может быть, ждал от нас предложения, а мы его не сделали, — сказал Кессель.

— Мы бы его не сделали.

Олег смотрел на пустое блюдо. Ему дали шанс, а этому человеку — нет. Речица был живой, курил едкий табак, заполнял собой пространство, а теперь его не было вовсе.

Но тут же он вспомнил, по какому делу они прибыли. И что уже успели накопать.

Речица либо участвовал, либо знал и молчал, либо не знал — а не знать не имел права. Да, пожалуй, хорошо, что он застрелился. Аля. Помни об Але. Помни, что пересмешников едят на завтрак…

— Если Король сообразил, — Габриэлян отжал пакетик чая о ложечку и положил рядом

с блюдцем, — то вся Цитадель должна сейчас думать, что Речица умер, оставив признание. А если он его и в самом деле оставил — то этой ночью будет интересно.

— Не раньше? — спросил Олег.

— Не раньше. Самые умные из нужных нам людей обеспечили себе отход заранее. И теперь постараются тихо утечь. А вот не самые умные сейчас в цейтноте. И сутки-двое за наш счет им ох как пригодятся. Но и на подготовку тоже нужно время. И потом, они наверняка считают, что у нас нет полномочий. Пока мы проверим показания Речицы, пока свяжемся с Москвой…

— Ты хочешь… — Кессель успел сложить из салфетки кораблик и опять развернуть ее. Теперь кусок восстановленной целлюлозы, кажется, превращался в журавля.

— Демонстрация так демонстрация. Пусть они к нам вломятся превосходящими силами. Если бы это шло по линии СБ, я бы, признаться, нервничал. Но эти, по всему судя, просто смотрели в другую сторону. Нам придется иметь дело с чиновниками и… твоим «Скифом» или «Омегой». 70 против 30 за «Омегу».

— Напомни мне не ставить против тебя, — сказал Кессель.

Они расплатились, покинули торговый центр. Бумажный журавлик сиротливо белел в центре деревянного блюда с крошками пиццы. Кессель, перед тем как сесть за руль, просканировал машину.

Цитадели в разных городах мира строились по-разному. После бостонского восстания мода на «башни» резко пошла на убыль — поэтому краснодарская цитадель походила скорее на храм Каабы, большая часть которого располагалась под землей. В частности, морг и рекреационные боксы были именно там.

Увидев входящую в кабинет Речицы компанию, Король молча встал навстречу и протянул планшетку. Габриэлян перешагнул через голограмму на полу. Впрочем, брызги крови из вырванного затылка были настоящими.

— Покойник, — пояснил Король, — явно питал слабость к крупному калибру. Если бы я был Фрейдом…

— Ты бы ему приснился, — заключил Кессель. — Что?

— Кошелев, — свел губы Габриэлян. — Кошелев, Кошелев и Кошелев. Наш ныне милейший директор морских ворот страны. Предприятие называлось «Мидас». Речица считает, считал, что дело тут не в деньгах, а в давлении. Кошелев не мог расставить повсюду своих птенцов — этого ему даже Рождественский не позволил бы. А этой аферой можно было держать всех.

— Будем брать эту версию в разработку?

— В числе прочих. Мало ли за что Речица мог хотеть с ним сквитаться.

Олег еще раз посмотрел на голографический труп и настоящую кровь с мозгами. Нужно очень хотеть сквитаться, чтобы уплатить такую цену.

— С тобой хотят встретиться уже восемь человек, — продолжал Король.

— Запускай по одному, — сказал Габриэлян. — Андрей, сходи в боксы и посмотри, как дела у Струка. Если он не сможет восстановиться в течение суток — от моего имени отдай приказ его погасить. Бегемот, найди все, что плавает на поверхности по этому «Мидасу». Глубоко не рой — только открытые публичные данные.

За письменный стол Габриэлян садиться не стал — устроился в кресле рядом с журнальным столиком. Тихая такая, дружеская обстановка. Только голограмма подрагивает.

Первым был опять начальник охраны Цитадели г-н Семенюк. Терять этому человеку было совершенно нечего, кроме собственных цепей — но он мог еще сохранить шкуру и даже не загреметь в категорию F. Для этого нужно было доказать, что Савицкий возмутительнейшим образом пренебрег правилами безопасности — то есть, отдал на камеры и микрофоны прямой приказ Семенюку отозвать снитчи. А поскольку покойник был не настолько глуп, чтобы отдать такой приказ на камеры и микрофоны, доказать факт получения такого приказа Семенюк не мог никоим образом. Записей же не сохранилось никаких… А физически распоряжение такого рода имели право отдать только четверо. Сам Савицкий — и это очень вероятно. Мог — Речица, отвечавший, как раз за связи с военными и отчего-то не поехавший на встречу с Альваресом, но судя по его поведению, нет, скорее всего, не он — он не стал бы скрываться. Еще это мог сделать Струк, но вряд ли он был самоубийцей. И его второй заместитель, отвечающий в цитадели за связь с местными силовиками — УВД и УЧС и с краевым Управлением Юстиции, господин Корчинский, бывший начальник УВД, двадцать лет назад произведенный в варки и перешедший в связи со сменой статуса на службу в СБ…